Дмитрий Рылько: В отличие от Америки, в России агрохолдинги оказались более живучими

Сколько сейчас в России агрохолдингов?

Дмитрий Рылько: Цифра зависит «от точки отсечения». По нашим оценкам, свыше 100 крупнейших хозяйств с площадью контролируемой пашни за 100 тыс. га. Ну и еще пара сотен хозяйств с контролируемой пашней свыше 30-50 тыс. га. Для сравнения, в США в «кукурузном поясе» фермеры с пашней свыше 5 тыс. га считаются очень крутыми парнями. 

Но мне кажется, что это название не точное, условное. Если холдинг в традиционном понимании — это производственная структура, в которой есть материнская компания и подчиненные ей «дочки», то многие крупные российские хозяйства таковыми не являются. Лучше было бы их назвать «новые земельные операторы». Или «мегапроекты в растениеводстве». То есть компании, которые контролируют огромные массивы пашни. Но термин устоялся, и не будем с ним спорить.

И какой долей земельного банка они владеют?

Дмитрий Рылько: Точно никто не знает, тем боле что многие компании находятся в «постоянном поиске». Какие-то земли деинвестируются, какие-то приобретаются. На крупнейшие хозяйства приходится примерно 18 млн из 115 млн га пашни. Но в России много земли не используется, поэтому лучше считать гектары посевных площадей — их у наших крупнейших компаний около 15 млн. Это составляет 20% от посевных площадей в стране. Конечно, у агрохолдингов тоже есть неиспользуемые земли, но их меньше, чем у других хозяйств.

Можно ли нарисовать некий «портрет российских землевладельцев», кто они?

Дмитрий Рылько: Агрохолдинги очень разные. Есть, например, созданные крупными промышленными корпорациями — АФК «Система», «Базовый элемент». Есть чисто сельскохозяйственные, есть крупные продовольственные компании, владеющие землей, как «Мираторг» или «Черкизово». Есть холдинги, созданные поставщиками ресурсов, и есть предприятия с иностранным капиталом.

Много ли иностранцев в российском сельском хозяйстве и как они получают землю, ведь в стране запрещено продавать ее нерезидентам?

Дмитрий Рылько: Немного, по нашим подсчетам, у них 2-2,5 млн га. Они в основном берут землю в аренду. Это разрешено. Иногда создают свои дочерние российские компании, но являются их конечными бенефициарами. Есть много способов обойти законодательные барьеры.

В списках агрохолдингов есть такие, что указывают в качестве бенефициаров кипрские компании...

Дмитрий Рылько: Мы их иностранными не считаем. Понятно, что там российские граждане, в конце концов. Так, знаете, у нас половина агрохолдингов была бы иностранными.

А какие из иностранных компаний работают?

Дмитрий Рылько: Зачем лишний раз нервировать хорошо в целом работающих и приносящих большую пользу нашей деревне людей?

Например, «Бондюэль»?

Дмитрий Рылько: Об этой старейшей французской компании, выпускающей овощные консервы, могу заметить одно. Только в России у нее есть собственный сельскохозяйственный проект. Больше ни в одной стране этой компании не пришло в голову что-то выращивать для себя. Везде они работают по договорам с фермерами.

Многие считают, что такие структуры неустойчивы, они приходят, скупают всю землю, раздуваются, банкротятся и уходят с рынка. Вы согласны?

Дмитрий Рылько: Конечно, агрохолдинги менее стабильны, чем единичные небольшие предприятия, либо фермерские хозяйства. Но само явление оказалось достаточно устойчивым. Больше того, они стали ведущей российской сельскохозяйственной конструкцией. 

Что взяли за образец при создании агрохолдингов?

Дмитрий Рылько: Во второй половине XIX века в США на зачищенных от индейцев землях вокруг железных дорог создавались «бонанзы» (от англ. Bonanza — золотое дно, источник очень большого дохода). Это была попытка крупного американского капитала, банкиров и железнодорожных магнатов создать большие сельскохозяйственные фабрики по примеру промышленных корпораций. Каждый из таких проектов жил своей жизнью, но общим были плохая управляемость, банальное воровство и убытки. Собственников постоянно раздражало, что они ничего не понимают в бизнесе, которым они владеют. И «чем дальше в степь», тем он становился непонятнее. Но требовал все больше денег. И в течение следующих 15-25 лет городские капиталисты вынуждены были постепенно отступать из «американской деревни», отдавали земли многочисленным фермерам на условиях долгосрочного выкупа.

В отличие от Америки, в России агрохолдинги оказались более живучими, чем можно было предполагать. Я тоже поначалу недооценивал их устойчивость, но ошибался.

Местные власти участвуют в создании и управлении агрохолдингами?

Дмитрий Рылько: Конечно. Такие компании называют «губернаторскими», особенно много их в аграрных регионах.

Например, на Кубани есть агрохолдинг имени отца нынешнего министра сельского хозяйства...

Дмитрий Рылько: Я никого не хочу называть. Добавлю только, что у нас есть область, которую в шутку вообще называют «губернаторской», ему принадлежит там вообще вся земля.

А как развиваются агрохолдинги сейчас?

Дмитрий Рылько: Продолжается постепенное укрупнение в основном за счет выкупа земель у обанкротившегося соседнего холдинга. Сейчас все уплотнилось, и хороших земель осталось немного. При таких схемах к покупателю переходит договор аренды, либо право собственности на землю, либо сельхозтехника.

Экстенсивное развитие, как в 50-х годах, когда распахивали целину?

Дмитрий Рылько: Необязательно только так. На самом деле они развиваются и за счет современных технологий. У нас в этом году ожидается рекордный урожай зерновых — именно по этой причине. Причем технологии, как правило, применяются смешанные, частично зарубежные, частично наши. Техника тоже и зарубежная, и наша. Также и семена, пестициды. Может, только удобрения наши. Такой микст — дело совершенно нормальное для современного мирового агробизнеса.

Некоторые эксперты говорят, что сельское хозяйство — это не отрасль производства, а уклад жизни. Не разрушают ли агрохолдинги традиционный крестьянский уклад?

Дмитрий Рылько: Это философский вопрос. У нас есть большой и растущий слой фермеров. Но они все-таки развиваются рядом с агрохолдингами, многие с ними связаны. Связи эти крайне сложные, неоднозначные. Когда же говорят о «традиционном укладе», я хочу спросить: входят ли в это понятие несколько столетий барщины и оброка? Крестьянское безземелье вплоть до революции? Столыпинская аграрная реформа? Традиции вольного казачества? Был очень короткий период (с 1921 по начало 1930-х годов) свободного предпринимательства в сельском хозяйстве. Но этого мало, чтобы говорить об общих и устойчивых традициях, разные они в нашей стране. Даже в соседних регионах они разные. Перечитайте, например, начало рассказа Ивана Тургенева «Хорь и Калиныч». Традиции наемного труда в аграрном секторе за несколько десятилетий советской власти глубоко укоренились, нравится это нам или нет.

Итак, в российской экономике лучше выживают агрохолдинги?

Дмитрий Рылько: Им в ней комфортно. Они — детище нашей экономики. Да, за 20 лет много холдингов ушло. Многие находятся не в лучшем финансовом состоянии. Но произошли и серьезные изменения в позитивную сторону. Прежде всего во внутреннем управлении холдингами. Это далось нелегко, путем проб и ошибок. И многие собственники, именно частные собственники, конечные бенефициары, к этому относятся, я сказал бы, даже трепетно. Есть компании, в которых уровень управления очень высок. Стало меньше воровства и больше ответственности. Но люди увидели, что эта форма у нас всерьез и надолго. Я говорю о наемных работниках холдингов на всех уровнях. И даже на самом низшем многие понимают, что лично для них это, может быть, навсегда.

AgroPortal.ua по материалам Kommersant.ru